|
09/27/2004
Дмитро ПАВЛЫЧКО: “Меня напрасно называют русофобом!”
Наш известнейший поэт празднует двойной юбилей: свой собственный - Дмитру Павлычко исполняется 75 - и песни “Два кольори”, которая родилась ровно 40 лет назад. В интервью “Ведомостям” юбиляр рассказал также о Лаврентии Берии, Петре Шелесте и... молодых поэтах.
- Дмитро Васильевич, вы много лет редактировали журнал “Всесвіт”, который знакомил наших читателей с Маркесом, Боркесом, Бодлером... И у вас есть песня, о которой иногда говорят: “Если бы Павлычко ничего больше, кроме “Двох кольорів”, не написал, все равно навсегда вошел бы в историю”.
- Что касается тех громких публикаций “Всесвіта”, то произведения многих зарубежных авторов мы пробивали, что называется, в ходе “тяжелых оборонительных боев”. Плюс сильная школа украинского перевода, в которой блистали Лукаш, Кочур... Меня радует, что и нынешнее руководство “Всесвіта” не растерялось (в отличие от редакторов некоторых других литжурналов) и держит марку, мобильно знакомя читателей с мировыми новинками.
А что касается песен... Так ведь не меньшая, скорее - большая заслуга в их непреходящей популярности моего безвременно ушедшего друга Александра Билаша. “Два кольори”, пожалуй, стоят особняком. Ибо японцы, скажем, поют две украинские песни – “Реве та стогне” и “Два кольори”, поют их и на английском, и на других языках. Когда в 1964 году появилась наша песня, высокое начальство строго спрашивало: “А шо ви мали на увазі в тих кольорах?”. Понятно, с каким намеком приставали, ведь дело не только в том, что “червоне - то любов, а чорне - то журба”, но это еще и цвета флагов украинского национально-освободительного движения. Вообще в них - судьба народа, которую так мелодично и всемирно озвучил Дмитро Гнатюк, после чего она стала исповедью для многих людей ХХ века и даже для руководителей отдельных стран.
Всего за две недели до смерти Билаша мы с ним подписали “добро” (разрешение) исполнять в Германии тамошним певцам нашу песню “Над Чорнобилем жураві летіли”. Я до сих пор не могу смириться, что этого гордого и утонченного человека нет рядом. Но, как говорится, у каждой песни своя история...
- Дмитро Васильевич, три года назад в Москве, в день восьмидесятилетия польского поэта Тадеуша Ружевича, он среди украинских поэтов выделил только Дмитра Павлычко и Лину Костенко...
- Из тройки главных польских поэтов ХХ века - Вислава Шемборска, Чеслав Милош и Тадеуш Ружевич - он оказался наиболее обделенным. Двое первых получили Нобелевскую премию, а трижды одной стране ее, как правило, не дают. Тем более досадно, что и Милош, и Шемборска использовали именно его поэтику. В антологии польских поэтов, вышедшей в моих переводах, Ружевич занимает по сути ведущее место. Но, повторяю, третья Нобелевская премия Польше “не светит”. Когда я был послом в Польше, меня эта ситуация так мучила, что я старался с ним реже видеться и общаться. Даже во время каких-то приемов, чтобы нечаянно не всплыла эта болезненная тема.
- Обратимся к вашему поэтическому творчеству. Многим больше других нравится ваш сборник “Таємниця твого обличчя”. какие книги для вас самые дорогие?
- Самая лучшая моя книга - это “Покаянні псалми”. Может, еще больше люблю ту, которая пока не напечатана, тем более что и не дописана.
- Мне кажется, если бы сам великий Роберт Деснос мог понимать по-украински и прочитать ваш перевод: “Капітан Джонатан десь на землях мусульман птиць ловив, і пелікан втрапив у його капкан. І той перший пелікан зніс яйце, як цілий дзбан. З нього, бачить капітан, лізе другий пелікан”, то он бы вас наверняка высоко оценил. Вами переведено огромное количество стихов. Не помните, сколько?
- Нет... Боюсь называть цифру, чтоб не соврать. Я считаю себя одним из многих представителей школы украинского перевода, куда входят безусловно Мыкола Зеров, Максим Рыльский, Григорий Кочур, Мыкола Лукаш и получивший сегодня наряду со мной премию Фонда Антоновичей Андрей Содомора, который перевел почти всю древнегреческую и древнеримскую классику.
- Лет 25 назад в Киеве вы посреди жаркого лета вели три творческих вечера русского поэта Арсения Тарковского. Тогда же накануне, ночью, вы перевели его стихи на украинский, и Арсений Александрович в переполненном зале авиационного института сказал, что переводы лучше оригинала.
- Моя дружба с Арсением Тарковским - дорогая страница жизни. Тарковский не очень любил афишировать свою украинскую родословную и то, что он выходец из рода Тобилевичей (Карпенко-Карого). Но именно благодаря этим корням он как никто другой смог проникнуть в философию Сковороды и, если угодно, в философию украинской степи.
- Конечно: “Где на рогах волы качали степное солнце чумака, где горькой патокой печали чадил костер из кизяка”. Или из Сковороды: “Я грыз его благословенный священный каменный сухарь, но по лицу моей вселенной он до меня прошел, как царь”.
- Или возьмите вот это, касающееся выдающегося изгнанника Эллады в наши края: “Где вьюгу на латынь переводил Овидий, я пил степную синь и суп варил из мидий...”
Я много лет переводил Тарковского. Несколько дней назад вышла малая антология русских поэтов в моих переводах. Она только что презентовалась на львовском “Форумі видавців”. Мне это издание важно и потому, что меня часто и несправедливо обвиняют в русофобии! В антологии представлены поэты от Пушкина до Вознесенского, но наибольшее количество произведений из всех поэтов ХХ века там как раз Арсения Тарковского - более тридцати стихотворений, в то время как многие другие представлены одним-двумя. Он занимает первое место, и не случайно остается одним из самых духовных поэтов XX века, без которого, кстати (без его отцовских генов и взглядов) вряд ли бы появился хоть один киношедевр Андрея Тарковского.
- А кто же на втором, на третьем?
- На втором месте - Блок. Далее - Пушкин, Лермонтов.
- В годы перестройки печатали якобы ксерокопию письма Лаврентия Берии в вашу защиту. Это правда или подделка?
- Письмо такое действительно было. Берия, придя к власти, писал о национальной политике и, анализируя ситуацию, которая тогда сложилась, указывал в письме, что нет уважения к людям из Западной Украины. Он называл незаслуженно обойденные имена тамошней творческой интеллигенции, в том числе и мое. Мол, есть такой молодой поэт, которого зажимают.
Мои “доброжелатели” в годы перестройки решили, что я чуть ли не агент КГБ. Как я понимаю сейчас (и даже тогда понимал), дело заключалось в следующем: Берия, намереваясь взять власть в руки, решил использовать интеллигенцию (и не только украинскую), в целях своей якобы обновленческой политики. Не знаю, насколько это было искренне... Может, Берия руководствовался тогда китайской “мудростью”: пусть растут все цветы, потом их легче будет скосить. Тут, думаю, следует почитать, что обо мне чуть позже написал Петру Шелесту Иван Грушецкий. Кстати, тайные доносы на меня недавно опубликованы во Львове отдельной книгой. Все это говорит о том, что уже тогда власти замечали меня, хотели использовать в своих интересах, и были случаи, что иногда таки использовали. Потому что я поверил некоторым нашим лидерам, конкретно - Петру Ефимовичу Шелесту.
...Как бы там ни было, я ему очень многим обязан. Шелест вызывал меня к себе и говорил: “Прикороти свого язика!”. И справедливости ради скажу, что он защитил меня от ареста, дал квартиру в Киеве. Теперь я пишу о нем воспоминания, где мне хотелось бы быть объективным.
- Вы ввели в литературу не одно поколение хороших поэтов - Василя Герасимьюка, Ивана Малковича и многих других. Видите ли новейшие имена в нынешней украинской поэзии?
- А как же! Андрей Бондарь, Станислав Чернилевский и многие еще совсем молодые... Вот в Виннице вышла первая книжка начинающего поэта Сегеды. Я написал предисловия к первым изданиям нескольких молодых поэтов. И за уровень молодой украинской поэзии я спокоен, ибо он по-прежнему высок.
- Не могу обойти не совсем юбилейный, но, убежден, интересный для множества читателей вопрос, который хотел бы смягчить с помощью эзопова языка и литературной байки. Приходит однажды к Мыколе Винграновскому коллега по перу и говорит: “Ты знаешь, отнес в “Літературну Україну” большую подборку стихов. И что ты думаешь, напечатали только про партию и Ленина, сволочи и подлецы”. На что Мыкола ответил примерно так: но то, что напечатали, брат, ты же написал, надо было или не писать это, или не носить в редакцию.
- Я понимаю намек вашей байки. Да, и я иногда писал о том же, и не ухожу от ответа, который, кстати говоря, прозвучал в моих “Покаянных псалмах”. Могу еще раз и прозой сказать: да, грешен, да, писал и о советской родине, и о революции, и даже о той самой партии, и не без пиетета. Но кто без греха, пусть продолжает бросать в меня камни, я привык. Во-вторых, я вряд ли написал об этом больше, чем, скажем, Маяковский, Тычина и многие-многие мои ровесники - поэты и прозаики. В-третьих, многие люди хорошо представляют, как нас ломали в те годы и, если угодно, вынуждали идти на нелегкие компромиссы, все-таки оставляя при этом шанс сохранить в дальнейшем свое творческое лицо. К тому же в те годы многое виделось в несколько ином свете, чем сейчас. И я не пытаюсь задним числом выглядеть умнее или хитрее, как это делают другие. В конце концов, за все содеянное, мною творимое мне отвечать перед Богом самому. Но я бы сказал, что "перелицьовуватись" мне, как это считают некоторые, не приходилось. Так или иначе уповаю на то, что, как сказал Владимир Высоцкий в своем последнем стихотворении, “Мне есть что спеть, представ перед Всевышним”.
Мыкола ЖУЛИНСКИЙ: “В одной из давних книг Павлычко “Пам'ять" есть такие строки поэта о себе: "В натхненному вогні горів я й воскресав з народної потуги". И вправду наших поэтов бросала в свои "пекельні жорна" политика. Иногда их, и в том числе Павлычко, упрекают за то, что они включаются как бы не в свое дело. Но без них и в политике было бы гораздо хуже. И сам Павлычко верно сказал: политика "була повією, але її гріховна знада п'янила і на мій дух лягала, наче мла"”.
Иван ДРАЧ: “Дмитра Павлычко очень много: куда ни ткнешься, всюду - Павлычко. А потому что это могучий человек, который взвалил на свои плечи целую эпоху. Конечно, хорошо хоть сейчас уважаемые люди вспомнили о нем и наконец вручили ему эту замечательную премию Фундации Антоновичей, а ведь нужно было сделать это гораздо раньше.
Но я надеюсь, что это не последняя премия Дмитра Павлычко. Да и не награды главное, а то, что он, такой замечательный, есть среди нас”.
Из досье:
Дмитро Павлычко родился 28 сентября 1929 года в селе Стопчатив Косовского района на Ивано-Франковщине в бедной сельской семье. Учился в польской школе. Впоследствии закончил филфак Львовского университета и аспирантуру. Автор книг "Любовь и ненависть", "Таємниця твого обличчя", "Сонети", "Рубаи" и многих других. Создал сценарии к художественным фильмам "Захар Беркут", "Сон". Его произведения переведены на множество языков. Недавно Дмитру Павлычко вручили Международную премию Фундации Емельяна и Татьяны Антоновичей.
Беседовал Станислав БОНДАРЕНКО
“Киевские ведомости", 27 сентября 2004 р., http://www.kv.com.ua/index.php?rub=135&number_old=3305
|